Встреча с Ладо Гудиашвили

В маленькой темной каморке единственным источником света была дверь, выходившая во двор. Она была открыта, и перед ней на низком табурете сидел Нико. Он самозабвенно рисовал, но тень, упавшая на картину, заставила его поднять голову. Перед ним стоял молодой человек среднего роста, в костюме, в мягкой шляпе, с живыми черными глазами.|

— Простите, — сказал незнакомец, приподняв шляпу, — я бы хотел видеть художника Николая Аслановича Пиросмани.

- Это меня так зовут, — сказал Нико.

- Мне надо поговорить с вами.

— Пожалуйста, войдите, — спохватился Нико. Гость, пригнувшись, вошел в низкую дверь.

- Не беспокойтесь, я ненадолго. Дело в том, что в Тифлисе организовалось Общество грузинских художников и мне поручили пригласить вас на наше первое заседание.

Нико во все глаза смотрел на этого пришельца из того прекрасного мира, о котором тщетно мечтал в продолжении всей своей жизни.

- Вы тоже художник? — спросил он. — У меня были друзья, настоящие художники...

Гость кивнул и приветливо улыбнулся.

- Общество художников хочет приобрести ваши картины для выставки. Вот пригласительный билет. Здесь адрес и время. Мы будем вас ждать.

Лицо Нико осветилось глубокой радостью.

- Как вас зовут?

- Ладо Гудиашвили.

- Спасибо вам, Ладо. Вы принесли мне хорошую весть.

На заседании Общества художников царила праздничная атмосфера. Художники Грузии впервые объединились в союз. За столом, скрестив на груди руки, неподвижно, внешне с невозмутимым видом сидел Нико, едва сдерживая удивление и радость. Ораторы сменяли друг друга. Нико с любопытством рассматривал их. Но он встрепенулся, когда встал художник с длинными, зачесанными назад волосами. Его лицо напомнило далекие времена жизни в семье Калантаровых. Он спросил сидевшего рядом Ладо Гудиашвили.

- Простите меня, Ладо, не знаете ли вы, кто этот достойный человек?

- Реваз Авалишвили.

- Господин Реваз? — образовался Нико. — А он хороший художник?

—Один из лучших. Вы его знаете?

—Знал когда—то, очень давно.

Перед его глазами живо предстал тот вечер, когда Реваз; уезжал и когда сказал слова, повергшие Нико в глубокое уныние, о том, что без учебы ему никогда не стать художником. «Вот и стал, — с тайной гордостью подумал он, — теперь я такой же художник, как и ты.» Он с интересом устремил глаза на оратора, силясь понять витиевато звучавшие для него фразы.

- Вы не устали? Может быть, вам скучно? — склонился к нему Гудиашвили.

- Как может быть скучно, когда такие господа говорят! Ученые люди.

После своего выступления Реваз Авалишвили подошел прямо к Нико.

- Дорогой Нико, мы когда—то были с тобой друзьями.

- Дорогой Реваз! Я не думал, что вы меня еще помните. А я вас сразу узнал.

- Над чем работаешь? — спросил Реваз.

Нико смутился, не зная, что сказать.

- Напрасно, — продолжал Реваз. — Надо работать. Станет трудно, приходи. Поможем и советом, и делом. Не правда ли, господа?

Нико был ошеломлен, очарован: у всех здесь были такие улыбающиеся, славные лица.

- Расскажи нам про свои планы, про свою работу.

Подумать только, о чем его здесь спрашивают, и все смотрят так доброжелательно, ждут, что он скажет. И тогда он решил сказать всем этим умным и добрым людям о том, что волновало его давно, о чем он часто думал по ночам.

— Знаете, братья, — медленно начал он, — что нам надо? В середине города нужно построить большой деревянный дом, чтобы всем было близко, и где мы могли бы собираться. Купим большой стол, большой самовар. Будем пить чай и говорить об искусстве.

— Деревянный дом и большой самовар! Прекрасно! — развеселился Авалишвили. — Я в восторге от такого предложения.

Художники переглядывались, улыбались, кто добродушно, кто, не скрывая иронии.

— Крепкий чай портит цвет лица, — сострил один.

- Но помогает творчеству, — шутливо возразил другой. — Впрочем, Бальзак предпочитал черный кофе. К Нико подошел председатель Общества.

- Господин Пиросмани, прошу вас на несколько слов, — он отвел его в сторону. — Я хочу передать вам немного денег. Временное пособие от нашего Общества.

—Это мне? Так много? — смутился Нико. — О, спасибо, господин председатель? Куплю теперь краски и нарисую вам такую картину, какой еще никогда не рисовал.

И он нарисовал ее, очень быстро. Это был «Народный праздник». В ней бился пульс родной земли. Счастливый, гордый своей работой, он вошел в кабинет председателя. Художники, среди которых был и Авалишвили, обступили картину.

— Новое произведение Пиросмани, — торжественно провозгласил старик в очках. — Что вы хотели этим сказать?

— Это пир во время сбора винограда. Помню, когда был маленьким, мы жили в деревне. Отец работал виноградарем в имении господ.

— Воспоминания детства, значит... Забавно... Вожак с медведем на первом плане. Очень колоритно. Готовили для выставки?

- Для выставки рисовал. Я же обещал, господин председатель. Торопился. Целый день и целую ночь сидел.

Художники переглянулись. Они не привыкли к таким молниеносным срокам создания своих творений.

- Хорошо, оставьте вашу картину. Мы обсудим ее, — сказал председатель.

- Нико поклонился.

Он медленно спускался по лестнице, на его лице застыла счастливая улыбка. Но вдруг он вспомнил, что забыл спросить, когда будет выставка. Поднявшись, снова подошел к двери кабинета, приоткрыл ее и замер, услышав свое имя.

Говорил тот самый старец в очках.

- Не подобает нашему Обществу начинать работу с выставки картин Пиросмани. Это не солидно. Да и как можно считать их картинами? Они нарисованы не на холстах, а на клеенках. На черных клеенках, которыми покрывают столы в духанах. Да и по тематике... Кому это может быть интересно? А ты как считаешь, Реваз?

Нико затаил дыхание, отчетливо прозвучал знакомый голос:

- Смешно принимать всерьез намалеванное этим самоучкой. Неуч, не знающий самых элементарных вещей. Ни законов перспективы, ни освещения. Да о чем говорить? Нас засмеют.

Тихо притворив дверь, никем не замеченный, Нико спустился по лестнице.